Ну что, хорошие мои, подготовили за сутки свои полушария для очередной инъекции невостребованного?
Прямо перед тем как приступить к чтению книги о которой я говорил вчера, так же совершенно случайно, в руки мне попала ещё одна книга. Хоть и прочитана она была ранее, рассказать я о ней решил только сейчас.
Книгу эту написал французский журналист Мари Жозе Габриэль Антуан Жоган-Пажес, писавший под псевдонимом Лео Таксиль. Книга, о которой я говорю, называется "Священный вертеп".

Ко мне однажды разум снизошёл,
И прошептал, "чтож ты живёшь как распиздяй?"
А я в ответ так ничего и не нашёл,
И дальше горькую в одно "лицо" лакал.

А он опять:" Ты что, дурак, творишь?"
А мне ведь абсолютно наплевать
Не на того напал он в час ночной,
Ведь разуму-то душу не понять.

Она взрослей его гораздо и мудрей,
Пришлось ей много в жизни повидать,
На ней три сотни шрамов от когтей,
И у неё совсем другая стать.

Её прожгло насквозь в таких боях,
К которым телу не дано и подползти.
Это на теле можно залатать,
А душу от порезов не спасти.

Ведь каждый раз её терзают как впервой
Слова, поступки, ложь, разлука, грусть.
Она срывается и мчится по кривой.
Я эту правду знаю наизусть.

Потом её ловлю, веду домой,
Ей наливаю доверху стакан,
И лишь тогда с ней можно говорить
Ослабив серых дней тугой капкан.

Семь миллиардов одиноких душ.
СЕМЬ МИЛЛИАРДОВ! можете представить?
И не пугает ведь что я не чей-то муж,
А страшно то, что это не исправить.

А вам бывает страшно в темноте?
А тишина вам не выкручивает руки?
Вы думаете мчитесь на коне?
Да вас трясёт! Эх, лживые вы суки.

Мне кажется что вижу вас насквозь.
Там, чуть левее чем корысть и ненасытность
В бутон тюльпана что-то собралось.
Зажалось, сморщилось, укутанное в скрытность.

А если дать ему заботу и тепло?
А если хлам вокруг него разворошить?
Не думали? Ведь станет хорошо.
Наивно? Ну, а что же. Может быть.

Доверчивее, искренней, свободней,
Ведь проще так, чем за стеной личин.
Добрее и немного старомодней.
СЕМЬ МИЛЛИАРДОВ, а не я один.

Ты помнишь? Ветхий дом у тихой пристани.
И плащ твой цвета кофе с молоком.
Беседку, вкруг усыпанную листьями.
Скамейку... ту... под дубом... за рекой.

Как я на ней, несмелый и растрёпанный,
Царапал фразу "я тебя люблю",
А после пред тобой стоял как вкопанный,
Боясь что ты отвергнешь страсть мою.

Ты помнишь? Как гуляли мы аллеями,
Не отпустив ни на мгновенье рук.
И здесь же, на крыльце в кромешной темени,
Ты помнишь первое касанье пылких губ?

Ты помнишь? Мы клялись что не расстанемся,
Не веря мудрости шекспировских интриг.
Ты знала, на века мы здесь останемся
В дыханье ветра, в клёнах вековых.

Конечно помнишь. Ни к чему и спрашивать.
Ты помнишь каждый миг и каждый вздох.
Я прошлое устал переворашивать.
Ты знай, что без тебя я жить не смог.

Здесь каждый дюйм пропитан и наполнен
Твоей улыбкой, светом глаз твоих,
Ты улыбнись там наверху, мой долг исполнен,
Мы вместе. Здесь. На плитах гробовых.

О, как же мне становится легко
Когда осознаю что я один.
Немного пустовато, но тепло,
Растрёпанно, а значит позади
Всё то, что не давало мне уснуть,
Всё то, что скрежетало в глубине.
Спокойно - значит я непобедим,
Наивно - значит снова на коне.

И нет потребности ни в девах, ни в вине,
Лишь в жизни и стремлении вперёд.
Не удивляйтесь. Так всегда во мне.
Вся суть моя чуть-чуть наоборот.

Я выхватил на миг у высших сфер
Того, на что смотреть мне не дано.
Секунду подержал... и уронил,
Не осознав величия его.

Беспомощен, бездарен, нелюбим,
Но счастлив, горд и снова без забот.
Вдыхаю грудью серо-жёлтый дым,
А выдыхаю сжиженный азот.

О, да...
Держать однажды мне пришлось тот шар,
Сжимая в леденеющих перстах,
Но неумел и глуп, не уследил,
С тех пор иду по жизни на руках.

Закружилась алейшим пожаром,
Разнеслась по полям и дворам.
И размазала по тротуарам
Слякоть, грязь, позитив и меня.

Почему же так хочется капать,
Растекаться... Укутавшись в плед,
Сомневаться во всём и бояться,
Будто в жизни и радости нет.

Ведь возьми отмотай чуть пораньше
Плёнку в стримерах собственных лет
И увидишь без лжи и без фальши
Счастье, зелень и солнечный свет.

Вы заметили что изменилось?
Только краски. Тона и цвета.
Неужели нам, чтобы любилось,
Лишь фломастеров горстка нужна?

Нет. Не верю. Ведь есть же люди,
Что не видели этих цветов,
И без них веселятся и любят,
И грустят, и смеются взахлёб.

Тут, наверное, что-то другое,
Просто долго ты в танце скакал.
Сердцу хочется дум и покоя.
Размышлений. Ты просто устал.

Как-то глупо бояться темноты, не правда ли? Но не смотря ни на что очень многие её всё таки боятся, просто не решаются признаться в этом даже самим себе. Хотя, наверное я не совсем правильно выразился, люди боятся не самой темноты, а того что могло бы в ней быть. Все мы в то же время ведь прекрасно понимаем что там нет абсолютно ни чего кроме того что мы в ней сами оставили. Но вот, одеяло подоткнуто, выключается свет, дверь захлопывается и в тот же момент, на том месте, где раньше на подоконнике стоял цветок, сразу же начинает ощущаться чьё-то присутствие. Что-то неизвестное, загадочное и от того очень страшное. А потом ребёнок вскакивает, бежит в спальню к родителям с криками «Мама, мама там кто-то есть! Там, в темноте». За свою жизнь я неоднократно наблюдал подобную картину: Сёма, его отец, родная сестра его отца. И всегда она заканчивалась одним и тем же. Родители успокаивали малыша, объясняли ему, что всё это ему показалось, что на самом деле там абсолютно ничего нет и это всего лишь его воображение. Вели в детскую, включали свет, показывали что ничего нет, открывая все шкафы и распахивая шторы. Но, ни кто из них ни разу не задумался о том, что они сами в этом виноваты, они сами провоцируют детей на подобные поступки, рассказывая им про бабаек, серых волков, и, что вообще меня удивляет – про дядей-милиционеров, которые непременно должны забрать ребёнка. Зачем? Да, наверное, я действительно слишком часто видел это на своём веку.
Но сегодня всё сложилось несколько иначе. Как я уже начал, одеяло подоткнуто, выключается свет, дверь захлопывается… Не оставив на раздумья ни минуты, Сёма почувствовал то, о чём я говорил раньше. То, что в момент наступления темноты возникло в темноте. Словно черепаха, втягивающая свою голову в панцирь, чувствуя опасность, Сёма шмыгнул с головой под одеяло. Будучи мальчиком весьма не глупым, Сёма прекрасно понимал что бежать к родителям совершенно бессмысленно. Они всё равно не поверят ни единому слову и, спустя несколько минут, он снова окажется в своей кровати в полной темноте. Здесь, под одеялом было намного спокойнее, присутствовало чувство некоторой защищённости. Только длилось оно не долго. Как только уши начали привыкать к тишине, сразу же стал различим каждый шорох. Часы начали тикать громче, за окном гулял ветер, а за стеной, на кухне, монотонно рычал холодильник. Но появился и ещё какой-то звук. Звук, которому маленький мальчик ни как не мог найти объяснения. Что-то новое и неопознанное доносилось прямо из-под кровати. Оно шуршало, скрежетало и причмокивало одновременно. Становилось не по себе. И появилось такое неуёмное желание, вопреки всем своим убеждениям встать и побежать к маме и папе, что ноги сами, не спрашивая разрешения, хотели понести мальчика в родительскую спальню. Но встать с кровати было ещё страшнее, чем в ней лежать. Ведь то, что сидит под кроватью непременно схватит мальчика за ноги и затащит к себе. Интересно, это бабайка, серый волк или всё-таки дядя-милиционер? Страх практически парализовал Сёму. Мальчик лежал и вслушивался в каждый шорох, пытаясь хоть как-то объяснить себе природу этих звуков, но ни чего не приходило в голову. Так и не дав ни какого объяснения, ночь опутала мальчика своими сетями, и он провалился в глубокий сон.
Проснулся Сёма когда было уже совсем светло. Совершенно не вспоминая о ночных страхах, мальчик скинул с себя одеяло и спустил ноги на пол. Но что это там, в углу, около коробки с игрушками? Мальчик потёр глаза и всмотрелся внимательнее. Так вот что шумело ночью и не давало уснуть. В углу комнаты, сидела большая бело-коричневая морская свинка, принадлежавшая их соседям, и нагло грызла угол картонной коробки, доверху набитой игрушками. На лице Сёмы мгновенно появилась улыбка. Он знал её и часто играл с ней когда они ходили в гости к соседям. Он всё понял. Она, наверное, забежала к ним вчера, когда рабочие устанавливали домофон и все двери были открыты.
В тот день у Сёмы появилось то, что давало объяснение любому ночному шороху. Страх исчез сам собой. В будущем несколько раз ночами мальчик вставал с кровати что бы отыскать негодницу, не дающую спать, когда слышал подозрительные звуки в темноте, но так ни разу её и не нашёл, и всё равно ложился спать, приговаривая какая она молодец и как хорошо она прячется.